Книга Достояние павших - Сергей Малицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кому и видимость, а кому и подлинность жизни, – стер с лица улыбку Лэн. – И обет имеется. Был бы какой способ, выжечь на веках изнутри колдовским пламенем два слова – «Не лгать», не помещало бы. Не для усмирения плоти или духа, для памяти. И только.
– И все? – поднял брови Дойтен. – Ты сейчас мне о храме своем рассказываешь или о совести?
– Кстати! – оживился Лэн. – Совесть. Хорошее слово. Вроде и маленькое, не повернешься, а весь мой храм в нем может уместиться. Ты давай-давай, двигай ко мне кубок. Мне, чтобы в разнос пойти, нужны четыре таких бутыли. А с одной я только разговорчивее стану. Ноги и руки у меня, может, и короткие, а емкость не хуже твоей. Так чего ты хочешь узнать? Не за совестью же ты сюда приехал?
– Расскажи мне о том, как убили нюхача, – попросил Дойтен. – То, в чем ты уверен, о чем думаешь, что видел.
– Видел я мало, – вытер губы, опрокинув еще один кубок, Лэн. – Существо это мертвое уже почти остывшее, да и все. Клинок торопливой ковки, хотя и мастерского замеса видел. Кровь. Морду звериную с рваными губами и языком. Ну, и клинок вытащил тоже я. Надо же было к ране присмотреться!
– И что ты увидел? – наклонился к столу Дойтен.
– Все что нужно, все и увидел, – негромко, косясь на дверь за спиной Дойтена, отчеканил Лэн. – И доложил Байрелу. Этой белокурой суке с голубыми глазами из Тэра тоже доложил, потому как все равно бы вызнала. Но тот, кто это сделал, ошибок не совершает. Другой вопрос, что знатока вроде меня в городе еще поискать, но то, что я на месте оказался, это не ошибка, это, наверное, случайность. В ране было два меча. С хорошей лампой это и сейчас можно рассмотреть, достаточно спуститься в подвал Райди. Рана одна, но у каждого клинка свой разрез. У каждого разреза свои лепестки. Пусть и между ними всего ничего. Тот клинок, что поуже нанес первый удар. Под ребра и чуть вверх. Мастерский удар, я слюну сглотнул от зависти, когда его распознал. Умеючи можно так насадить могучего воина, что он за тобой как привязанный пойдет. Сипеть будет, собственные щеки грызть, язык, а и слова произнести не сможет, потому как острие твоего клинка возле самого сердца будет чувствовать.
– И далеко ли он так прошел? – спросил Дойтен.
– Не знаю, – пожал плечами Лэн. – Может десять шагов, а может – и больше. До двора, во всяком случае, добрался. Тут вот что важно, от такого удара крови-то много не случится. Я тебе больше скажу, усмиритель. Тут и силы особой не надо. Если хороший клинок, да есть навык, все может сладиться. Да и сладилось, как ты видишь. Если бы не я, так бы и осталось в ваших отчетах – нюхач преследовал кого-то, тот добрался до тайника, выхватил меч, проткнул врага и бежал.
– А было не так? – прошептал Дойтен.
– Не так, – кивнул Лэн. – Конечно, можно представить, что их было двое, но чует мое сердце, что мечник был один. Он, думаю, ткнул нюхача еще в трактире. В темноте. За той дверью, за которой его нашли. Вывел его во двор, довел до своего тайника, вытащил оттуда второй клинок и, всадил его в рану, одновременно вытаскивая первый. Но чуть под другим углом. Оттого он и вышел через спину. Или он так захотел, чтобы клинок вышел через спину. Чтобы даже мысли об его умении ни у кого не возникло. Но сразу скажу, что о коридоре, о прогулке этой короткой на острие меча, тебе говорю первому. Я до этого не сразу додумался. Просто все никак не мог представить. А как додумался, то представил, как будто рядом стоял.
– Увидел, как этот нюхач стоял и грыз свои губы? – спросил Дойтен.
– Он умирал, – вздохнул Лэн. – Или понимал, что умирает. И умер тут во дворе. Потому что убийца его, думаю, чуть поддал первым клинком, добрался до сердца, и втыкал второй меч уже в мертвого. Пусть даже нюхач еще и не успел упасть. Ну, а дальше понятно. Спрятал наш умелец хороший меч в тайник, откуда достал плохонький. Спрятал, чтобы потом забрать. И забрал, конечно. Проверить надо, там кровь должна быть. Вряд ли успел лезвие сразу протереть. А меч надо было оставить. Хоть какой. Чтобы не искали мечника. Человека с мечом. С тем, узким. Думаю, он дорожит им. Очень дорожит. Хотя, странное это дело – два меча под рукой. Я бы подумал об этом тоже… Но страннее еще одно – то, что он в такой запарке мог думать о чем-то и решения принимать! Другой бы сразу наутек пустился…
– И кто же этот мечник? – спросил Дойтен.
– Кто-то вроде меня, – снова закинул порцию кушанья в рот Лэн. – Или ребенок. Подросток. Думаю, что подросток, потому как других коротышек в Дрохайте нет, а я этого нюхача точно не убивал. Но если это подросток, а не ужасный воин, что умудряется фехтовать, стоя на коленях, да еще и подранков за собой так водить, то надо признать, что большое будущее у такого мальца.
– Подожди, – оторопел Дойтен. – Ты ведь не шутишь? Хочешь сказать, все это мальчишка проделал? Не может быть. Я могу предположить, что можно натаскать мальчишку с трех до десяти-двенадцати лет уверенно управляться с клинком, мастера из него можно сделать, но одно дело перед наставником гонор являть, другое – в бою действовать… Тут же нужны железная рука и стальное сердце!
– Или детская бесшабашность, – хмыкнул Лэн. – Испуг или паника тоже сгодятся. Хотя, железная рука и не помешала бы. Тут ведь как… Взрослому человеку некоторые забавы и в голову не придут, а дети… Вон, я слышал, что, когда Байрел девчонку эту приютил, она с соляной барки слезла и голодная, и в рванье всяком, всего и было, что грязная циновка за плечами, чтобы не на земле спать, ее нынешние напарники решили ее испытать. Опрокинули в зале стол и поставили ее к столешнице, мол, будем кидать ножи вокруг тебя, а ты должна стоять, чтобы мы проверили, какая ты смелая.
– И она встала? – удивился Дойтен.
– Говорят, что встала, – посерьезнел Лэн. – Побледнела из рыжей в серую, но встала. Правда, деревянную крышку от кадушки взяла, сказала им, что не верит в их умение.
– И что же дальше? – спросил Дойтен.
– Да ничего, – снова подвинул кубок Дойтену Лэн. – Все четверо успели по разу бросить ножи. И все четыре она поймала в эту деревяшку. Уж не знаю, все ли они в нее летели, но поймала. А уж там появился старший сын Байрела и задал озорникам жару. Хороший парень, кстати, у Сничты получился. Младший-то тоже ничего, но похуже.
– И снова подожди, – поморщился Дойтен. – Ты хочешь сказать, что мальчишки бросали ножи в Дору?
– Сам не видел, но так сказывают, – пожал плечами Лэн. – Да тому уж месяца два, сдружились они вроде уже. Дети – народец жестокий, но вот чтобы так… А она молодец. Не сплоховала.
– И что же? – спросил Дойтен. – Думаешь, что с нюхачом это сделал кто-то из них?
– Не знаю, – понизил голос Лэн. – Но я бы поинтересовался самым старшим из них. Ты его сразу узнаешь. У него волос черный, что деготь. Его Раном зовут. Там двое черных, так вот он повыше. Во всяком случае, он был заводилой. Только зачем тебе это? Ты сам-то на чьей стороне? Неужели не понимаешь, что этот нюхач с мешком лишь часть охоты? Смотри, накликаешь беду на отчаянную голову. Если что, я не о твоей голове говорю, а о голове этого смельчака. И вот что я еще добавлю, приятель. То снадобье, что у нюхача было в склянке в кулаке, оно не в каморке какого-то травника намешано. Уж поверь мне, такие сонные средства я когда-то только из главного храма Тэра получал. По-другому тяжкую рану и не излечишь. Только погрузить в сон. И лучше – на неделю. А там уж смотри, чтобы твой подопечный на спине не лежал, да правильно травы применяй, и все будет в порядке. Так вот – признаюсь, я храмовников не очень жалую, хотя вроде и сам из них, да и ты вроде каким-то боком. Храмовники от Храма Присутствия самые… скользкие. Кому бы они ни служили. Если это их дело, этот нюхач не один должен быть. Они по одному не ходят. Толпой давят. И знаешь, когда целое войско или его немалая часть идет давить одного человека, что-то не очень мне хочется присоединяться к такому походу.